мне т о с к л и в о, а от шестидесятнической концепции "сидеть с объектом обожания под луной и изредка целовать след от каблука" меня все еще воротит. поэтому я чувствую насущную потребность в застойной любовной лирики со всякими грубыми и откровенно маскулинными штуками, потому что вот где любовь.
но who собственно cares
_________________
кажинный раз на этом самом месте
я вспоминаю о своей невесте.
вхожу в шалман, заказываю двести.
река бежит у ног моих, зараза.
я говорю ей мысленно: бежи.
в глазу — слеза. но вижу краем глаза литейный мост и силуэт баржи.
моя невеста полюбила друга.
я как узнал, то чуть их не убил.
но кодекс строг. и в чем моя заслуга,
что выдержал характер.
правда, пил. я пил как рыба.
если б с комбината
не выгнали, то сгнил бы на корню.
когда я вижу будку автомата,
то я вхожу и иногда звоню.
подходит друг, и мы базлаем с другом.
он говорит мне: как ты, иванов?
а как я? я молчу. и он с испугом
зайди, кричит, взглянуть на пацанов.
их мог бы сделать я ей. но на деле
их сделал он. и точка, и тире.
и я кричу в ответ: на той неделе.
но той недели нет в календаре.
рука, где я держу теперь полбанки,
сжимала ей сквозь платье буфера.
и прочее. в углу на оттоманке.
такое впечатленье, что вчера.
мослы, переполняющие брюки,
валялись на кровати, все в шерсти.
и горло хочет громко крикнуть: суки!
но почему-то говорит: прости.
за что? кого? когда я слышу чаек,
то резкий крик меня бросает в дрожь.
такой же звук, когда она кончает,
хотя потом еще мычит: не трожь.
я знал ее такой, а раньше — целой.
но жизнь летит, забыв про тормоза.
и я возьму еще бутылку белой.
она на цвет как у нее глаза.